ЧАСЫ

ЧАСЫ

 

На пятом курсе юридического факультета Казанского Государственного Университета  Алик очень захотел в армию, был расписан в военную прокуратуру и проходил стажировку в ВП Казанского гарнизона. Изготовив себе из бланка военной прокуратуры, своей фотографии и обложки от трамвайного проездного  соответствующее удостоверение, он гордо носился в своей белой кроличьей шапке по всему городу, выполняя различные поручения следователей.

Однажды он заявился на службу с профессионально красиво  подбитым глазом, пояснив повреждение какой-то бытовой мелочью. Что-то вроде  “ помогал девушке перейти дорогу и упал с лестницы”. Так как он был бодр и весел, готов выполнить любое задание партии и правительства, ему доверили произвести осмотр и выемку вещественных доказательств в одном из отделений милиции.

Дело в том, что накануне милицией были задержаны два военных строителя-грабителя, которые  по пьяному делу тормознули  прохожего и наварили на этом деле аж целые часы “Восток” с крашеным циферблатом.

Попав в опытные руки Витюши Кочергова - старшего следа и толкового колуна, эти горячие кавказские парни быстро встали на путь исправления, раскаялись и сознались, что вышеозначенные  часы они, пользуясь халатностью милиции при их личном обыске, запрятали за деревянную решетку, закрывающую в камере батарею отопления.

Алику описали обстановку, дали постановление и сказали: “фас!”.

Через час сияющий Алик притащил часы, но это были совсем другие часы! Да, да - в этой же камере, за этой же батареей какой-то другой бедолага счастливо избавился от улик. Потом нашли, кто это был.

Здесь автор позволит себе некое отступление от интриги. В марте 1967 года, не умеющий употреблять спиртные напитки по причине юных лет, автор сам провел в этой камере некоторое время и представал перед грозными очами начальника Ленинского РОВД полковника Хаустова, который приказал возбудить уголовное дело по модной тогда ст.206 УК РСФСР. Потом, правда, он же, с подачи декана юрфака Якова Соломоновича Авраха, приказал дело прекратить.

Это отступление автор делает, чтобы читатель не видел в авторе какого-то непогрешимого и стоящего над толпой очернителя светлой личности Алика. Автор предполагает, что и сам Алик, и многочисленные знакомые, и друзья автора в это же время нечто подобное рассказывают или пишут про самого автора. Автор сам слышал про себя такое, что вселяло в него с одной стороны глубокое сожаление о бесцельно прожитых годах, а с другой стороны не менее глубокое восхищение  изобретательностью и широтой полета фантазии русского народного фольклора.

Однако, к делу.

«Однако наши-то часики где?»-, спросили Алика, и он  молча умчался.

Часа через два в военную прокуратуру позвонил полковник Хаустов и стал дотошно расспрашивать, есть ли у нас такой сотрудник как Пиванов ( в трубке было слышно, как Алик подсказывает полковнику: “Алик Иванович”). Когда была подтверждена и белая шапка и подбитый глаз и самодельное удостоверение, Хаустов  сказал примерно следующее:

“Ребята, я понимаю, что в военной прокуратуре все по УПК и статью 20 читал, но ведь нельзя же так по-идиотски. Ведь этот Ваш сотрудник (“Алик Иванович”, - опять подсказал Алик), да-да Алик Иванович с подбитым глазом, сломал во всех помещениях РОВД, включая кабинеты следователей, решетки на батареях, после чего проверил часы у всех сотрудников РОВД. А теперь он хочет сломать все у меня в кабинете и просит показать мои часы! (“ А он не показывает ”, - заверещал голос Алика в трубке)”

Тут  долго сдерживающий себя начальник милиции  заорал: “Выйди отсюда, студент, а то я тебя на 15 суток упакую!!”

И уже тише к нам: “Ребята, не брал я часы. У меня “Командирские”! И дома еще до локтя подарочных от министра. Пусть он уйдет! Я машину дам, чтобы довезли, а? ”.

         Дальше рассказывать нечего - часы мы так и не нашли.